читать дальшеЯ поняла, что постепенно превращаюсь в тугой комок нервов. Потому что я третий раз за два дня почувствовала, что готова разрыдаться.
Это нехорошо, потому что я сразу перестаю нормально думать, я желаю лишь одного - не заплакать.
А у меня ведь все не так уж плохо.
Я просто не понимаю алгебру и геометрию, зачем реветь из-за этого?
Но это тут, наверное, не причем. именно алгебра и именно геометрия.
Потому что когда я рисовала работу в художке, я накосячила и пришлось переделывать. И выплюнула с горя:
- Я вообще хуже всех учусь, не успеваю ничего...
Учительница на это ответила, что я хожу пять дней в неделю, и вообще - впереди планеты всей.
А я чувствовала себя бездарностью. Самой бездарной бездарностью на свете. Мне казалось, что я... ничто.
Из-за рисунка, а там переделывать буквально мелочи надо было.
А сегодня я подошла к алгебраичке разъяснить задачу, и она потом мне так, сожалеючи, сказала:
- А у тебя ведь и память, и голова светлая.
Подружка:
- Память-то есть, да девичья.
Учительница:
- Да нет, у нее с душой что-то.
Да, так и сказала.
У нее с душой что-то.
Я чуть в истерику не ударилась.
Да, с душой. Поистрепалась к концу года.
У меня все хорошо, и вот я ненавижу себя за такое нытье. У меня ведь все... да отлично все у меня! Что за дела тогда?
Я все время, вот даже сейчас, хочу разреветься. Просто сбросить с себя все это, выплакать, смыть со слезами.
И я все время хочу послать всех далеко. Надолго. И с губ тихонько срывается мат.
Зубоскалю с учителями.
Хотя, нет. Это было в конце прошлой четверти. Сейчас мне глубоко все фиолетово - что со мной будет, что со мной происходит, что обо мне думают.
Дайте мне выплакать все это. И, пожалуйста, не на людях.
С душой... Неужели это так заметно?
И глаза у меня, оказывается, вовсе не красные, когда я готова разреветься. Они стеклянные и большие.
читать дальше
Дайте мне выплакать все это. И, пожалуйста, не на людях.
С душой... Неужели это так заметно?
И глаза у меня, оказывается, вовсе не красные, когда я готова разреветься. Они стеклянные и большие.
Дайте мне выплакать все это. И, пожалуйста, не на людях.
С душой... Неужели это так заметно?
И глаза у меня, оказывается, вовсе не красные, когда я готова разреветься. Они стеклянные и большие.