Два облачка изо рта – два слова, лучше бы было три.
читать дальше- Давай расстанемся? – это уже вторая девушка после него.
Глупая, очередная глупо-проницательная.
Будто видит все мое прошлое, такое блеклое, с последней летней вспышкой по имени Рома.
Я укрываю нос в черно-белом шарфе и буркаю в ответ небрежно, стараясь не смотреть в ее глаза цвета летней травы, почти как у него.
- Давай.
Она улыбается розовыми пухлыми губками – неловко, стесняясь.
- Останемся друзьями? – предлагает она.
- Останемся, - эхом. Теперь мне одна дорога – через парк, под пушинками острых снежинок.
Никогда мне не понять этих девушек – на кой было тащить меня в такую погоду? Сказала бы по телефону. И мне легче, и ей.
А так ведь и не поплачешь даже вместе, обнявшись – не поймет.
Может, она и не будет плакать, а будет целовать мягкими губами другие губы, потоньше и тверже очерченные, а я как дурак, буду пялиться всю ночь в мерцающий экран, только чтобы не.
Уже засыпая, не смогу.
Наутро подушка будет мокрая, а душа – где-то в потемках, запутанная летними красными закатами и вином, зелеными глазами, его и ее, и ненавистью, острой и легкой, как лезвие.
Я буду вспоминать ее глаза и губы. У нее даже фамилия говорящая… Была. Романова.
Только не о том говорящая.
За ней будет еще одна и еще, снова с зелеными глазами и розовыми губами.
А в моих глазах все равно – рассвет.
А мои ладони все еще сжимают его сердце – теплое, бьющееся, а не противно.
Тогда, на рассвете я и ушел, забрав с собой его, жгуче-красное, а Ромке оставил его любовь ко мне.
Была середина августа, но сразу после этого наступила зима, одно теплое в руках – оно.
Я бы выбросил, я бы забыл, не думайте!
Сил не хватило. Вместе с ним я почти потерял свое небо, свою жизнь, просыпался на сухой подушке и сухим горлом, будто песок ел.
Потом я снова нашел свои полузабытые, пыльные воспоминания о том лете, о моем и его Романе, бросил курить и свою-не свою компанию во дворе, выучил английский…
И снова умер, встретив его в аэропорту.
Его сердце, шевелившееся рядом с моим, радостно трепыхнулось и бросилось к нему.
То есть я бросился, а оно осталось в моей груди.
Теперь уже навсегда.
Оно точно знает.