Рейтинг:
Пейринг: Доктор/Мастер
Дисклеймер: все не мое, мои только проблемы.
Предупреждение: 2100 слов и нудятина.
А еще ООС. Недосекс. Необоснованные поступки. Обоснуй ваще сдох где-то на середине.
Примечание: Автор дрожит и ждет тапок. С железной подошвой, да-да. Может, хоть тогда думать начну головой, а не одним только сердцем. Это, конечно, хорошо - думать сердцем, но голову тоже иногда подключать надо. Надеюсь, вы не разочаруетесь после этого во мне.
Я старалсо >.<
Но. Ругайте, да, если захочется.
читать дальшеОни снова приходят к тебе. Появляются из самых дальних и темных углов, сверкая желтыми глазами. Стучат по полу огромными когтями, с них капает кровь. Скалят зубы. Твои личные монстры, твои страхи, твои убитые надежды и мечты.
Они подходят все ближе, обнажая частые и острые зубы. Ты боишься. Их так давно не было. Кажется, последний раз они приходили, когда тебе было шесть. Или восемь?
Ты не можешь вспомнить – слишком сильно ты желал забыть.
Отползаешь в угол кровати, прижимая колени к груди, как ребенок.
Они скалятся, будто в улыбке. Рвут когтями край твоих простыней, а ты дрожишь, и кажется, плачешь.
Они такие по-детски нелепые, жуткие, словно выходцы из параллельных миров, мелкие и огромные, острые и скользкие, темные, как черные дыры, и кислотно-зеленые, совсем такие, какими были в детстве.
Но их так много.
Что-то черное стремительно скользит к тебе. Ты вжимаешься в угол, стараясь слиться со стеной. Ты не пытаешься бороться – это ведь бесполезно, ты помнишь? Не бойся. Отдайся им. Возможно, ты тогда очнешься. От боли.
Ты чувствуешь что-то соленое на губах. Слезы?
Но тебе же не шесть, и даже не восемь. Тебе больше девятисот, а ты боишься своих кошмаров.
Ты отгоняешь эту тень рукой и чувствуешь боль. Оно взрезало тебе руку.
И просыпаешься от крика, от боли, от страха, от прокушенной губы, от крови во рту и слез.
Ты вглядываешься в свою руку. Ни царапины.
Тебе становится действительно страшно.
Не от монстров, нет. От того, что тебя услышит Доктор. А Доктор будет жалеть – он не может иначе. Доктор будет держать тебя за руку и уверять, что все хорошо. Если нужно будет, Доктор будет сидеть на коврике перед кроватью, чтобы быстро успокоить.
А это слишком стыдно, чтобы об этом мечтать.
Но они тебе снятся, и каждый раз их все больше, и каждый раз они бьют все больнее, и ты опять просыпаешься от собственного крика, и включаешь свет, чтобы убедиться, что они ушли.
Ты все сильнее веришь в их материальность. Потому что такую боль могут вызвать только реальные существа.
Они снятся тебе раз за разом, будто пожирая что-то важное, без чего очень трудно, почти невозможно жить, а ты не понимаешь, что именно.
Ты стараешься вообще не спать, но однажды просто отключаешься прямо за столом на кухне.
Они снова приходят. Ты снова кричишь. А потом… кричат они. Шипят, испаряясь и лопаясь, забрызгивая все горячей кровью, открывая жуткие пасти, корчась в агонии – они мучаются, как ты каждый раз.
Ты доволен.
Ровно до тех пор, пока ты не открываешь глаза и не видишь, почему, вернее, благодаря кому, тебе, наконец, удалось выспаться.
Он смотрит.
Мастер знает ответ на свой вопрос, но все равно спрашивает:
- Я кричал?
Он молча кивает.
- Я могу тебе помочь, - говорит он.
- Ты снова, да? Опять? Отстань, - рычишь ты, - без тебя справлюсь!
Сбрасываешь его руку со своей и уходишь, убегаешь, хлопнув дверью.
Ты понятия не имеешь, как с ними бороться. Но принять чью-то помощь, признать свою слабость слишком для тебя… просто, слишком.
Ты не спишь еще три месяца, а потом снова сваливаешься около своей комнаты, не дойдя до кровати.
Они снова с тобой – кровожадные, мерзкие, слюнявые и ужасные до нелепости. Они находятся у тебя под веками, ты стараешься открыть глаза – и не можешь. Ты кричишь. Ты думаешь, что остался тут навсегда. А потом, когда одна из армии черных теней протягивает к тебе костлявые руки, ты говоришь с ней. Ты умоляешь ее.
- Отпустите меня! Что я вам сделал? Я хочу жить!
Она останавливается в недоумении. Гул чудовищ за ее спиной смолкает.
Ты вдыхаешь с всхлипом и продолжаешь навзрыд:
- Я не так плох. Я… я исправлюсь. Со мной все в порядке, я обещаю, я все сделаю. Просто… уйдите. Я устал. Я хочу нормально жить. С ним. Он же обещал помочь…– заканчиваешь ты с криком, спрятав лицо в ладонях.
Она качает чем-то вроде головы и бросается к тебе в прыжке.
И вдруг тебя окутывает жаркое тепло. Волна счастья и спокойствия. Она издает властный рык и прокатывается по комнате, сшибая и поглощая этих монстров.
Ты не доволен. Ты счастлив и абсолютно уверен, что они больше не придут. Никогда.
Это тепло и спокойствие остается с тобой, никуда не уходит, окутывает золотистой дымкой.
Какое счастье. Ты больше не один.
Через полчаса ты просыпаешься уже в кровати и чувствуешь руки на своей талии.
Ты точно знаешь, кто там, за твоей спиной, спит. Однако ты не хочешь его убить за то, что лезет не в свое дело. Тебе трудно это признать, но без него монстры бы тебя сожрали. На этот раз – всего целиком. Ты благодарен.
Но ты все равно не признаешься, что питаешь к нему не только ненависть – за назойливость, и благодарность – за нее же, а что-то еще, о чем не хочешь думать.
Ты аккуратно убираешь его руку и поворачиваешься к нему лицом.
Сам не ожидал от себя такой осторожности, да?
И смотришь, наслаждаясь каждой черточкой. Ты бы сейчас смог ответить, сколько у него ресниц. На обоих глазах равное количество – 157. А на нижних веках по 64.
А потом он просыпается, сонно моргая.
Скользит рукой по твоей щеке и все еще не проснулся до конца.
Резко отдергивает руку и недоуменно хлопает глазами.
- Ты прогнал их? – спрашиваешь ты, пока он не начал нести какую-нибудь чушь.
- Ты кричал, и… ты, правда, хочешь жить со мной? Я тебе не надоел? Ты меня не ненавидишь? Тебя… ты не… и… - он бурно жестикулирует, а тебя это смешит.
- Заткнись.
Ты проводишь пальцем по его сухим губам, а он вдруг кончиком языка оставляет на подушечке указательного пальца мокрый след.
Ты его не любишь. Вы это давным-давно прошли. Симпатия, влюбленность, любовь.
Любовь – это нежность. Любовь – это осторожность. Любовь – это желание во всем подчиняться партнеру.
А ваши перепалки вселенского масштаба никак нельзя назвать любовью.
Ты его хочешь.
Хочешь – и будешь.
Ты наклоняешься к нему ближе и целуешь – влажно и жарко, горячо, оставляя его губы влажными и искусанными.
Открыв глаза, ты видишь совершенно потрясающую картину. Он такой до умопомрачения сексуальный. С алыми припухшими губами – ты вдруг понимаешь, что делал ему больно, кусаясь. Он, кажется, теперь любит боль, - и яркими глазами. Ты целуешь его в ключицы – такие тонкие, такие хрупкие, такие... целиком принадлежащие тебе.
Доктор – он теперь весь твой.
Ты не можешь удержаться, ты хочешь знать о нем все, даже вкус его кожи – и проводишь языком в ямочке между ключицами.
Он стонет – ты его еще больше хочешь, он запрокидывает голову и под бледной кожей выпирает кадык.
Ты целуешь его в шею. Ты не можешь устоять. Ты хочешь, чтобы все знали – он твой, и ставишь алеющую отметину около ключиц.
Он почти рычит – ты любишь его за это.
Вдруг он хватает тебя за запястья и переворачивается. Теперь ты снизу, теперь его очередь ставить метки на твоих плечах, ключицах, горле.
Теперь твоя очередь стонать и выгибаться, подставляя всего себя.
Он расстегивает твою рубашку и проводит ладонями по голой груди.
Ты вдруг понимаешь, что он полностью одет, а это как-то несправедливо.
Ты приподнимаешься, чтобы раздеть его, а он укладывает тебя обратно, наклоняет голову и проводит языком по соску.
Ты готов плакать и смеяться – это так прекрасно, невообразимо восхитительно, что тебе уже почти плевать – раздет он или одет, лишь бы сделал так еще раз.
Он делает, а ты уже готов потерять рассудок.
А потом он резко останавливается. Тебе обидно и почти больно.
- Что случилось?
- Так нельзя. Ты не в себе. Ты всегда не в себе – но сейчас особенно. В здравом уме ты бы не лег со мной в одну постель.
Вчера ты орал на меня, когда я просто прошел мимо. Позавчера пролил на меня обжигающий чай. А сегодня ты так стонешь и извиваешься, будто это вообще не ты. Мастер? Я не могу.
- Пошли подальше свою долбаную принципиальность и делай то, что делал минуту назад.
Он качает головой.
- Подумай. Я приду завтра. Или ты придешь. Просто нельзя так резко – я тебя не понимаю. И это же… Это же не забыть. Понимаешь?
Нет. Ты не понимаешь.
Он поправляет сбитую рубашку и поднимает с пола пиджак.
И уходит.
Ты идешь следом, но выйти за ним не можешь. Просто сил никаких нет. Такой идиот.
- Доктор, ты такой идиот!
Сползаешь по стенке вниз.
Если бы ты знал, что Доктор сидит точно в такой же позе за стеной, а между вами какая-то пара десятков миллиметров – ты бы оценил.
Но ты не знаешь.
Зато ты абсолютно уверен, что первым к нему не пойдешь. Он идиот – он пусть и расхлебывает.
Ты прикрываешь глаза.
- А, пропади оно все пропадом!
Дверь резко распахивается и стукается об стену, а ты быстро открываешь глаза.
Встаешь с пола и улыбаешься.
Просто не знаешь, как на это реагировать.
- Ты же хочешь? – шепотом спрашивает он, подойдя ближе, прижимая губы к самому твоему уху, - ты же хочешь, правда? Ты же ничем не опоен, да? Ты не мстишь? У тебя нет гениального плана моего убийства? Скажи «да» даже если я прав. Я хочу поверить.
- Да, - легко отвечаешь ты, обняв его за талию и притягивая ближе.
Ему достаточно даже этого короткого, ничего не означающего слова. Даже если бы у тебя был план, ты бы сказал «да». Ведь он же хотел поверить?
Его глаза блестят, он улыбается, и губы все еще темные от твоих поцелуев.
И около ключиц краснеет метка. Тоже твоя.
Он проводит ладонью по твоему лицу, безумие, какое безумие – несколько минут назад он тебя едва не трахнул, а теперь такая нежность.
Вы смотрите друг на друга и молчите. Ты держишь его за руку, он гладит твое лицо.
И, кажется, вы оба как никогда счастливы.
Ты закрываешь глаза и медленно целуешь его в губы. Так легко, будто это между вами впервые.
Ты стараешься не вспоминать о том, какой у него язык, и какой эффект он на тебя производит, когда скользит по твоим соскам - иначе не хватит выдержки, а все так хорошо и нежно, и вы так протяжно и долго целуетесь.
Тебе не хватает воздуха, и ты боишься подумать, сколько времени вы провели так – стоя у холодной стены, обнимая друг друга и мучительно медленно целуясь. Ты запрокидываешь голову, чтобы отдышаться, а он целует тебя в шею.
Ты уже не просто хочешь, ты и любишь уже тоже, потому что нельзя так дорожить тем, кого терпеть не можешь и просто испытываешь влечение.
Ты закидываешь ногу ему на бедро, вцепляешься в его плечи, и, кажется, все как нельзя лучше, все идеально, даже то, что между вами несколько слоев ткани.
Он шепчет:
- Кто же так делает? – и легко целует в мочку уха.
- Когда это нас волновало? - отвечаешь ты, двигаясь.
Он зарывается пальцами в твои немного отросшие волосы и тянет.
Ты закусываешь нижнюю губу, но все равно не можешь сдержать стон.
По телу плывет такое странное чувство, будто ты плавишься от жара – своего и его тоже.
Он двигается, запрокинув голову, а ты вдруг чувствуешь такую сильную нежность, что сердца останавливаются ровно на секунду, и продолжают биться уже не в такт.
Ты проводишь указательным пальцем по его спине – ровно по позвоночнику. Он резко распахивает глаза и смотрит на тебя. В глазах – яркий экстаз, огромные зрачки и эйфория.
Он будто под кайфом.
Доктор хватает тебя за бедро, притягивает еще ближе, двигается еще быстрее, и так хочется раздеться, но некогда. Ты почти готов потерять сознание, но холодная стена отрезвляет, и ты выдыхаешь:
- Доктор… Доктор, я…
И не можешь закончить, потому что он проводит большим пальцем по твоей груди, задевает сосок, и ты почти задыхаешься от возбуждения, прошедшего по телу.
Ты уже не можешь вспомнить, что хотел сказать, потому что стоило ему только провести пальцем по твоим губам, как ты уже посасываешь его и не собираешься останавливаться.
Он стонет, громко, выразительно, и наваливается на тебя всем своим худым и как будто бы острым телом. Палец выскальзывает из твоего рта, за ним тянется ниточка слюны, рука безвольно свисает вдоль тела, а Доктор положил голову тебе на плечо и громко тяжело дышит.
Тебе хватает одного поцелуя, одного толчка, и ты скользишь по стене вниз, обессилев.
По телу разливается сладкое чувство завершенности.
Он сидит рядом, положив голову тебе на плечо, на брюках – темное пятно.
У тебя такое же.
- Как подростки, - начинаешь ты, придя в себя.
Он устало улыбается.
- Тоже помнишь, да?
- Забудешь такое, конечно, - отвечаешь ты.
- А с чего вдруг… все это?
- Сделай вид, что тебе все равно и ты счастлив.
Он, нехотя кивая, соглашается, но все равно намерен докопаться до правды.
А ты никогда не признаешься, что в той золотистой рычащей волне света ты увидел силу и желание защитить, уберечь.
Не то, чтобы тебе нужна была его защита, но тебе это понравилось. Тебя это покорило.
И, в конце концов – сила, превосходящая твою, заводит.
- Тебе понравилось?
- А ты еще не понял?
Ты поворачиваешься к нему, притягиваешь за подбородок и снова целуешь.
Никто уже не помнит, сколько их было – этих поцелуев. Но никому и в голову не придет их подсчитывать.
Это не счастье. Изгнать любовь еще сложнее, чем твоих чудовищ.
Но пока что ты об этом не думаешь.