Пейринг: Доктор/Джон Смит
Рейтинг: PG-13
От автора: автор убежден, что Джон Смит - человечистый такой человечище, и сердце у него одно, а воспоминания с Доктором, почему-то, общие. Автор, в общем, как всегда, в пролете по поводу канона и ооосит по-страшному.
Предупреждение: ООС и категорическое непонимание автором самих персонажей.
Ах да, и автор болеет. Сильно - сопли до ни... ладно, не будем о неприятном. Мозги у автора всегда набекрень, так что...
Вы все еще здесь? Последнее предупреждение - 2083 слова!Если бы не Джон Смит, Доктор никогда не узнал бы, как он выглядит, когда болеет.
Как выяснилось, ужасно.
Джон спит на боку, вцепившись руками в старый цветной шарф, который носил Четвертый, и согнув одну ногу в колене.
На лбу его выступил пот, ресницы мокрые из-за постоянно слезящихся глаз, и дрожат.
Волосы влажные, руки холодные, в общем, выглядит он так, будто при смерти.
Он катастрофически жалок. Доктор не понимает до конца, насколько ему плохо, зато он его жалеет и заботится. Как умеет. Ему нетрудно сидеть рядом с ним и держать за руку, когда Джон вдруг начинает стонать и от кого-то отбиваться во сне. Доктор даже догадывается, от кого, ведь воспоминания у них общие.
Ему нетрудно периодически поправлять постоянно сползающее одеяло.
Но смотреть на Джона ему неприятно. У него возникает такое чувство, будто он сам лежит - ни жив, ни мертв, бледный и дрожащий, а нет никого, кто мог бы ему помочь.
У Джона есть он. Доктор, разумеется, пироги печь не умеет и не будет, чай, конечно, принесет, а малиновое варенье, увы, в ТАРДИС никогда не водилось, да и лечить людей он толком не умеет. Вернее, только по книжкам - дать то, это, пятое-десятое, но все равно, у него такое чувство, будто он упустил важную деталь.
Из раздумий его выводит сиплый, слабый голос:
- Дай воды, а?
Доктор недоуменно уставляется на свое точное отражение, больное и бледное, и его начинает грызть то самое, упущенное чувство, деталь. Что не так?
Джон укоризненно качает головой, возводит покрасневшие глаза к потолку и тянется к столику.
Доктор, наконец, понимает, что от него требуют и, опережая Джона, забирает стакан и протягивает ему.
Он залпом выпивает все, ставит стакан на самый край стола и откидывается на подушки.
Молчит, уставившись в потолок. Доктор внимательно смотрит на него, отыскивая хоть одно внешнее различие.
Он точь-в-точь такой же.
Так странно.
Джон громко вздыхает и резко поднимается с кровати, опуская босые ноги на пол.
- Моя голова... Если бы ты знал, Д...Доктор. Будто вата вместо мозгов, - он несмело улыбается и поднимается, приложив руку к затылку.
Он все еще спотыкается на своем собственном бывшем имени, и ему, несомненно, жаль. Был Доктором, а потом вдруг появился, будто был всегда, но почему-то его зовут Джон Смит. Конечно, Доктором быть лучше, чем Джоном Смитом. Несомненно.
Он останавливается в дверях, и, обернувшись, говорит тихим голосом:
- Ты идешь?
- Да-да, - поспешно отвечает Доктор, не спрашивая, куда именно.
Только в коридоре он замечает босые ноги Джона.
- Пол холодный, а ты...
- Да знаю, знаю. Забыл, - перебивает он.
Доктор незаметно улыбается, догоняет его и подхватывает на руки.
Он слишком легкий и чересчур горячий.
- У тебя температура, - констатирует Доктор.
- А я не знал, да, - саркастично отвечает Джон, - отпусти меня.
- Как только, так сразу. Куда идем?
- На кухню. Отпусти, - брыкается он, слабо улыбаясь.
Доктор делает пару шагов, но Джон уцепляется ногой за выступ на стене - коридор узкий, и они спотыкаются, падают.
- Мешок с костями, - стонет Доктор, потирая ребра.
- Ты такой же, - отвечает Джон, пытаясь подняться.
- Нет, я не такой худой. Можно даже сказать, тощий! Я не такой, - убежденно заявляет Доктор.
- Такой-такой, - кивает Джон со снисходительной улыбкой, - слушай, ну что ты меня мучаешь? Я всего лишь хотел выпить чаю, а ты мне приключения на пустом месте устраиваешь.
Вдруг Джон кладет ладони на грудь Доктору и словно замирает.
- Два, - шепчет он.
- Что?
Он грустно качает головой, и осторожно встает. Доктор не спускает с него глаз, так что внезапно расширившиеся зрачки Джона не остаются незамеченными.
- Ты в порядке?
Он не спешит отвечать. Все краски уходят с его лица. Он бледнеет, и, цепляясь длинными белыми пальцами за выступы в стене, сползает вниз.
Доктор успевает его схватить прежде, чем он упадет на пол.
До кухни гораздо ближе, чем до комнаты, так что он несет его именно туда - и усаживает в кресле рядом с пылающим камином.
Он совершенно не знает что делать, и даже то, что случилось, осознает не до конца.
В комнате очень жарко, это чувствует даже Доктор. Джон же через некоторое время начинает теребить свой шарф, и пуговицы на влажной пижамной рубашке. Он не просыпается, разве что изредка хлюпает носом.
Он все еще болезненно бледен и весь взмок от жары.
Камин гаснет, стоит только Доктору нажать пару кнопок, но прохладнее не становится.
В конце концов, сняв пиджак, ослабив галстук и расстегнув несколько пуговиц на рубашке, он садится на подлокотник кресла - второго здесь не предусмотрено, почему-то, - и осторожно поправляет спутанные, влажные волосы Джона, упавшие тому на лоб.
Доктору больно на него смотреть. От того, что Джон - его точная копия, боль только усиливается. Будто это он сейчас слаб, бледен, болен - смотреть страшно, хочется пожалеть, прижать к себе. Самого себя. Глупости, и пахнет нарциссизмом, но эта болезненная нежность с каждым вздохом только усиливается.
Джон заходится в кашле, и Доктор тотчас убирает пальцы из его спутанных волос и идет за водой.
Когда он приходит обратно, тот все еще кашляет, закрывая рот рукой.
Он судорожно отбирает протянутый стакан с водой и на несколько секунд кашель прекращается.
- Все в порядке?
- Да, более или менее, - сипло отвечает Джон, не открывая глаза.
- Я могу чем-нибудь помочь? – сочувственно спрашивает Доктор.
- Понятия не имею. Думаю, само скоро…
- Хочешь глинтвейн? – с энтузиазмом перебивает Доктор.
- Думаешь, поможет?
- Не знаю, но, по крайней мере, это не так мерзко, как твои таблетки.
Доктор почти не умеет готовить, но глинтвейн – это немного другое. В спешке он выхватывает с пыльной полки наверху чуть более крепкое вино, чем нужно.
Он не чувствует особой разницы, он не может опьянеть, в отличие от Джона, который с каждым глотком становится все рассеяннее, ведет себя все непринужденнее, и говорит все громче.
- Вкусное. Только… вот не везет тебе. Ты не пьянеешь. А так хорошо, знаешь? Откуда тебе. Я тебе сейчас обо всем расскажу.
- Губы вытри, - улыбаясь, отвечает Доктор.
- Что?
Доктор наклоняется к нему и проводит пальцем по его губам, стирая яркую красную каплю.
- А, - наконец, понимает Джон, - так вот. Тебе вот не понять, как я живу. Представляешь, если бы у тебя отнять сейчас сердце и несколько лет жизни, оставить еще лет… ну, пятьдесят. Понимаешь? Ты мог бы жить сотни лет, быть сверхчеловеком, другой расой, а вместо этого – совсем как землянин. Такой человечный, живой, и даже пьянеешь и болеешь. Что бы ты чувствовал? – с горечью спрашивает он.
- Я был бы, наверное, счастлив, - задумчиво отвечает Доктор.
- Ну и дурак, - грубо отвечает Джон, - вот посмотри на меня? Думаешь, я счастлив? Как бы не так. Ты сидишь передо мной, и тебе жить еще сотни лет, а мне – максимум полвека. Ты не болеешь, не пьянеешь, ты лучше меня, хотя на вид – копия. Мне так… страшно от этого, - шепотом признается Джон. Голос его дрожит, срывается. - Полвека. Гребаных полвека. А ты будешь жить дальше. За себя и за меня. А я буду тлеть или лежать прахом в урне. Ты будешь жить, и улыбаться, причинять боль и доставлять радость, а я буду мертвым, понимаешь? А-а-а, с чего вдруг! – он разочарованно откидывается на спинку кресла, но через секунду, заглядывая Доктору в глаза, шепчет озлобленно:
- Зато ты не знаешь. Я был тобой – могу сравнивать. Люди гораздо, гораздо ярче чувствуют, чем ты. Гораздо лучше. Поэтому и живут меньше – потому что сердце изнашивается из-за бешеных переживаний. Ты не поймешь, ты уже зачерствел. А я, в отличие от тебя, умею ярко чувствовать. Ты этого никогда не сможешь, сколь долго бы ты не жил!
- Зачем ты так? – с обидой спрашивает Доктор, - ты же знаешь, я умею чув…
- Нет! Совсем не так, как я сейчас. Ты не поймешь, говорю же. Ты уже все испытал, а мне все это только предстоит, и у меня всего полвека! Понимаешь, жалких пятьдесят лет! И я еще не могу делать всего, что хочется! Ставить себе рамки, препятствия, укладываться в нравственность… Я, может, сейчас отчаянно хочу кого-нибудь любить!
- Я же тебе предлагал остаться…
- С Розой? Доктор, а ты бы остался с Розой, запертым в параллельной Вселенной, вместе с шестью миллиардами одинаковых людей? Ладно, если бы ты не помнил всего, что ты делал и где был, возможно, и остался бы. А я – помнил. И не смог остаться там, с ней. Тем более, кого мне там любить? Неужели Розу?
Доктор нерешительно кивает.
- Дурак!
- Хватит! Ты пьян!
- Именно! Кого мне там любить – Розу? Роза милая, но ты же к ней относишься почти как к младшей сестре, если вообще к ней что-нибудь чувствуешь. С чего бы мне ее любить? Она не хуже множества землян, а в чем-то даже лучше, но все же, она… не ты.
- А я тут при чем?
- Ты единственный, кто равен мне. Моим воспоминаниям. Мне с тобой не будет скучно. Мне с тобой уже не скучно. Но понимаешь… - голос его становится все тише, он смотрит только в темную глубину бокала, не поднимая головы, - я хочу любить… а не кого. Кроме тебя. Глупо-глупо-глупо, - он роняет кружку, красные брызги разлетаются по полу, - кого, кроме тебя? Ты такой же, как я. Совсем такой же – вот что меня смущает! Если бы я был другим, это не выглядело бы… не знаю, так противоестественно! Но у меня так мало времени… Почему так? – он поднимает голову, как будто пытаясь найти помощи у Доктора, - если ты сейчас спросишь «Чем я могу помочь тебе?», я отвечу тебе. Правда, ты и сам знаешь, что именно я отвечу.
- Ты пьян, ты будешь жалеть о сказанном… завтра, - говорит Доктор.
Он поднимается с неудобного стула, ставит бокал на стол и идет к двери, но успевает сделать только шесть шагов – Джон встает перед ним. Шарф на шее, пижама, волосы спутаны и ноги босые. Смешной, а смотрит так, будто решает судьбы мира.
Его сердце стучит бешено, громко, даже Доктору слышно. Джон резко выдыхает и, обняв его за шею, целует.
Жарко и жадно, сцеловывая вкус глинтвейна с горячих губ, так, что на миг Доктору кажется, что… может быть, все не так плохо? Может быть, можно? Но губы Джона, точь-в-точь такие же, как у него, неинтересно целовать, неинтересно прикасаться… Это отрезвляет.
- Нельзя, - шепчет он, удерживая Джона за плечи, не давая ему приблизиться, - нельзя, это неправильно!
- Ты прикрываешь трусость нравственностью!
- Мы одинаковые! – кричит Доктор.
- Я не такой, как ты!
Доктор отпускает его, и говорит:
- Ты – это я.
- У тебя больше времени, больше возможностей, а я – всего лишь человек, мне необходимо… я хочу чувствовать, жить! – глаза его полны отчаяния и бессильной злости. Такой человечный, что на миг Доктору становится страшно, и он понимает, что ни в коем случае не хочет стать Джоном. Никогда.
Доктор молчит, и впервые за долгое время не знает, что сказать.
- Тогда избавься от меня. Убей. Я не смогу жить там, с людьми, а ты не хочешь помочь мне.
- Помочь? Ты хоть понимаешь, что от меня требуешь? Любви! Ты противоречишь сам себе. Я же не способен на чувства, ты сам об этом говорил, и теперь требуешь от меня невозможного!
- Людям, знаешь ли, очень свойственно противоречить. Особенно самим себе, - не поднимая головы, отвечает Джон, - я чувствую себя так, будто должен был быть в другом месте, а не тут, не должен мешать тебе.
- Ты не…
- Я мешаю. И поэтому чувствую себя… жалким. Ненужным. Я же тебе не нужен. Я мог бы быть с Розой – ей я был необходим. Наверное, я сделал неправильный выбор, - тихо заканчивает он, - избавься от меня.
- С ума сошел? - Доктор, подойдя к нему чуть ближе, видит, что по глаза его покраснели, и обнимает его, не раздумывая.
Его тепло странно действует на Джона и тот, уткнувшись лицом в его плечо, плачет.
Через некоторое время автор решил, что эта концовка - пафосна, но убирать я ее не буду. Вдруг, кому-нибудь будет интересно?
- Запомни, если ты не нужен, то и я не нужен. Мы абсолютно, совершенно одинаковые, и тебе стоит забыть о своем глупом «полвека». Мы проживем твою жизнь так, что ты не будешь жалеть, я могу поклясться.
Джон судорожно кивает, не поднимая головы.
- Я верю, - отвечает он.