Название: Красный шелк.
Автор: Prince Paradox
Бета: -
Пейринг: Холмс/Ватсон
Рейтинг: R
Жанр: ангст, Hurt/comfort, POV
Статус: закончен
Дисклаймер: "жените его, убивайте, делайте с ним что хотите".
Предупреждение: "ты"
Саммари: Так пусто в твоем мире без него.
От автора: За этот фанфик я буду грызться до победного. Критику восприму, конечно... но только обоснованную.

Пишет Гость:
читать дальшеОн уехал, а тебе стало слишком скучно. Вдруг, внезапно – однажды ты проснулся один, в кровати, которая пахнет им, и понял, что он тебе больше не принадлежит. Он больше не твой, с тобой его больше не будет.
В шкафу висят его свитер и рубашка – и они, кажется, пропитали своим запахом все. И с каждой секундой ты понимаешь все отчетливее, что не забудешь, не сможешь, не захочешь забыть. Ты запомнишь его. Пусть даже он ушел. Он забыл свой свитер, свою рубашку, свой запах и воспоминания о себе.
Но ты не хочешь думать о том, что он не придет - тебя это угнетает. Ты боишься, что он любит эту женщину так же сильно, как ты любишь его. Однако он не приходит сегодня. И на следующий день.
И через неделю.
Назло ему ты вкалываешь себе чуть больше кокаина, чем обычно. Сладко, так гениально, чудесно, прекрасно – и он тебе не нужен больше ни в каком качестве – ни как врач, ни как друг, ни как возможный любовник.
К черту, пусть спит с этой рыжей милой скучной Мэри, тебе и без него неплохо, просто отлично, ведь кокаина в крови теперь больше, и ты забываешь о нем, о том, что было и могло бы быть, если бы не.
Но очнувшись через какое-то время от боли за грудиной, ты снова вспоминаешь о нем. Он бы сейчас смог помочь тебе. Впрочем, он бы и не дал тебе вогнать в кровь столько наркотика.
Гадко. Кокаин больше не помогает, клиентов нет, газеты молчат.
Тебя ломает. Ты его ненавидишь. Не кокаин. Ватсона – это ведь он ушел, это он тебя бросил, променяв на какую-то девицу.
Ты нелогичен, и сам понимаешь это. Ватсон имеет право на счастье, а что его могло бы ждать с тобой? Нетерпеливым, безумным, гениальным, странным тобой?
Ты умираешь без кокаина и него. Тебе кажется, что ты деградируешь, а это для тебя даже хуже смерти. Ты читаешь, читаешь, читаешь, стараясь забыться, но однажды книги заканчиваются, и тебя снова ломает, и тогда ты сутками сидишь в любимом глубоком кресле, прижав колени к груди. Глупо, но так теплее и иногда ты проваливаешься в бредовый сон, в котором много, много красного шелка и он.
Скрипка надрывается от боли каждую ночь, когда в небе полная луна. Миссис Хадсон удивлена – обычно ты играл совершенно другие мотивы. Она бы давно тебя выгнала, но пока что ты исправно можешь ей платить – пока что, и надрываешься над скрипкой только раз или два в месяц.
Тебя пугает тишина, и темнота, и в револьвере осталось лишь три патрона – остальные глубоко в стене, расположением отдаленно напоминая букву W, и кокаин закончился уже два дня как, опиум исчез неделю назад, и сейчас в твоих бледных дрожащих руках лишь сигарета.
Ты смотришь вниз, и темнота кажется чем-то фантасмагорическим, принимая вид диких теней и чудовищ. Ты спокойно закуриваешь. Они – на промозглой улице, а ты за стеклом в теплой квартире.
Ты решаешь, что пора со всем этим бредом заканчивать. Ты решаешь, что Ватсона больше нет. И никогда не было.
Фонари погасли, а горизонт светлеет, сигарета сгорела до основания, обожгла твои пальцы и теперь дымится на полу.
Доктора нет, и никогда не было, и даже если он и был когда-то, то он все равно не стал бы твоим. Ты топчешь горячий пепел босой пяткой и корчишься от боли. Достойное завершение многолетней истории. Точка. О нем надо забыть, и ты забудешь.
До следующего утра. А потом ты просыпаешься в кресле, (в кровати ты больше не спишь. Она напоминает тебе о.) от лучей блеклого осеннего солнца, проникающих под веки.
Ты стонешь, твои глаза слезятся, воздух переполнен дымом, а руки в местах уколов болят. Тело ломит, и ты сворачиваешься клубком в своем огромном кресле, прижав ноги как можно теснее к себе. Так больнее, но теплее, и, возможно, ты снова провалишься в сон.
Тебе снова снится переливающийся водопадом, красный, как кровь, шелк. А он – он больше не снится. Ты себе запретил.
За шелком видятся неясные тени и очертания, ты теряешь голову и руками срываешь эту проклятую гладкую ткань. А за ней – ничего, разве что запах теперь изменился. Стал более нежным, приятным и не дымным.
Твои руки осторожно укладывают обратно, а ты, наконец, понимаешь, чем же пахнет. Ватсоном. А еще холодным осенним воздухом, пылью и чаем.
Ты распахиваешь глаза и снова стонешь от режущего глаза солнечного света.
- Тсс. Подождите.
Ты слышишь удаляющиеся шаги, и пока он не видит – садишься прямо, свесив босые ноги с ожогом на левой пятке. Свет резко меркнет, а ты, наконец, открываешь глаза.
Он возвращается и садится в кресло напротив.
- Почему на стене такой странный узор?
- Какой еще узор? – огрызаешься ты, сам не узнавая свой охрипший от длительного молчания и частого курения, голос. Ты шаришь рукой по столу рядом с креслом, стараясь найти воду, но вместо этого ее подносят к твоему рту. Ты обхватываешь стакан рукой и жадно пьешь.
- Прошло всего три месяца, Холмс, а вы уже дошли до такого плачевного состояния.
- Бред, Ватсон, - резко отвечаешь ты, - я в прекрасном состоянии.
Он хмурится. Он всегда хмурится, когда ты лжешь ему в лицо.
- Я не верю! На полу осколки от ампул с кокаином – я просчитал, вы употребляли гораздо больше, чем вообще возможно, а учитывая количество алкоголя и выкуренного вами табака и опиума, я вообще не представляю, как вы выжили, Холмс, - он заканчивает совсем тихо, уставившись тебе прямо в глаза.
- У вас настолько широкие зрачки, что не видно радужки. Абсолютные, тупые черные дыры, Холмс. До чего вы себя довели? Чего пытались добиться?
Ты абсолютно безразлично смотришь на него, закуривая очередную сигарету. Их у тебя осталось еще три.
- Кто тебя позвал? – ты обращаешься к нему на «ты». Надоело. Ваши отношения уже давно перешли ту грань, когда люди все еще обращаются друг к другу на «вы».
- Миссис Хадсон, Шерлок, - он, конечно, не остается в долгу и впервые за много лет называет тебя по имени. Тебе нравится, как оно звучит его голосом, – испугалась за тебя.
- Точнее, за свою милую квартирку, которую я мог ненароком спалить, - ухмыляешься ты, выдыхая ему в лицо струю дыма. Ты страстно хочешь, чтобы он ушел. Тебе почти удалось его забыть.
Он кашляет, вырывает сигарету из твоих пальцев и тушит в пепельнице.
- У меня осталось только три сигареты, Джон, - тебе надоело, что он все решает сам. Пора бы поставить его на место, - а это единственное, что у меня осталось, чтобы пережить ломку.
- Будешь учиться жить без этого.
- Ты что-то путаешь, мой милый друг. Я не Мэри. Не твоя жена. Какого черта ты решаешь все за меня?
- Похоже, ты утратил способность логически мыслить. Еще одна доза – и ты бы умер, Холмс. Ты больше не следишь за собой.
- Да ну?
- Пожалуйста, поверь мне.
- Ватсон, дорогой мой, а кто мне мешает достать еще пару доз и прикончить себя? Это ведь просто. И быстро. Легко. А перед смертью – экстаз, - размышляешь ты. Конечно, ты не сделаешь этого. Или?
- Я не позволю тебе.
- А с каких пор ты распоряжаешься мною?
- Не упрямьтесь, Холмс.
Он снова перешел на «вы». Первый признак неуверенности.
- Твоя жена ушла от тебя. Хотя, если бы не бумаги, торчащие из твоего чемоданчика, я бы не догадался. Ты всегда отличался почти женской аккуратностью. Все пуговицы пришиты, воротничок и манжеты отглажены, туфли вычищены. Чем ей не угодил столь идеальный мужчина?
- Простите меня, Холмс, за резкость, но это не ваше дело.
- Я впервые за долгое время проявил к чему-то интерес, а вы убиваете его во мне. Давайте так – я больше не вкалываю себе кокаин и опиум, а вы говорите мне. Но правду.
- Вы действительно откажетесь от наркотиков?
- Могу поклясться.
- Не нужно. Я верю. Я буду честен. Но это… немного странно. Это связано и с вами тоже. Дело в том, что однажды Мэри не спалось, в отличие от меня – я спал чрезвычайно крепко. Она услышала ваше имя, которое я нечаянно произнес во сне, и восприняла все очень странно. На следующее утро я ее не застал. Наша экономка передала мне письмо, которое она написала мне утром. Так я узнал. Про то, что говорю во сне, и что именно я говорю.
К концу рассказа он залился краской, но, тем не менее, глаз не отвел.
- И что же вам снилось?
Ты надеялся и боялся одновременно, что ему, так же, как и тебе, снился красный шелк.
- Об этом мы не договаривались. Боюсь, вы не сможете бросить еще и курить, чтобы я рассказал вам про содержание моего сна.
- Он был про наши расследования? Про жизнь? Про мою смерть? Про секс?
На последней фразе его зрачки расширились. Ты легко заметил это потому, что он смотрел тебе в глаза.
- Про секс, - заключаешь ты ошеломленно.
- Есть ли смысл разубеждать вас?
- Нет. Совершенно никакого смысла. Секс. Вас подвели расширившиеся зрачки.
О боже. Ему снится секс. Такому правильному, идеальному Ватсону снится секс.
- Я наблюдал, помешал или участвовал?
- Это переходит всякие границы, Холмс! Вы окончательно сошли с ума от своих наркотиков! – он злится, смотрит с отчаянием и смущением. Нравится? Тебе нравится его злоба.
Ты прикрываешь глаза и улыбаешься, поставив локоть на ручку кресла, а указательный палец – на переносицу.
- Вы все еще хотите этого?
- Холмс! – он возмущен и смущен до глубины души.
- Ты хочешь этого? Просто скажи «да». Или…
- Да, черт возьми, Холмс, хочу!
- Чудно. Потому как я тоже этого хочу.
Вы одновременно встаете со своих кресел и смотрите друг на друга недоуменно, недоверчиво. В его глазах читается «Если вы шутите, Холмс - я вас убью». А в твоих, скорее всего, лишь жадность.
Ты пробегаешь пальцами по пуговицам на его пиджаке. Он смотрит на твои пальцы, а потом толкает тебя назад, в кресло.
Ты не ожидал такого.
Он сидит на твоих коленях и целует тебя, куда попадет - в шею, в скулы, в губы – в губы особенно часто и долго, прикусывая и зализывая следы. Ты усаживаешь его удобнее – и теперь его колени по разные стороны твоих бедер, а ты почти теряешь сознание от возбуждения.
Твои пальцы сами собой расстегивают его пиджак и рубашку – и его запах окружает тебя.
Ты легко притягиваешь его к себе за шею и целуешь. Он приоткрывает рот, и ты языком скользишь по его языку, а ваши губы одинаково алые и вы оба теряете голову, обнимая друг друга и откидывая голову назад, издавая гортанный стон и подаваясь вверх, еще ближе, еще горячее. Сминаете чужие губы бесконечными поцелуями, он царапает твои лопатки, а ты – его поясницу.
Ты утыкаешься лбом в его грудь, сжимая его талию руками, и шепчешь какую-то бессвязную пошлую чушь.
Он стонет, ловит губами твои губы и долго, мягко целует. Тебя будто обволакивает мокрым солнечным облаком, и ты дрожишь, прижимая его к себе еще крепче.
- О черт, о черт, о черт! – шепчет он, толкаясь.
Ты слизываешь выступившую каплю пота в ямочке между его ключиц и прикусываешь нежную тонкую кожу.
Он выгибается в твоих руках, закусив губу, стонет, смотрит тебе прямо в глаза и через пару секунд уже плавится, и, уронив голову на твое плечо, громко дышит.
Ты поднимаешь его за подбородок и вновь целуешь, зализывая след от его собственных зубов на верхней губе.
Он опускается чуть ниже, и не отводя взгляда, лижет и покусывает твой сосок.
Твои руки дрожат, ты не веришь в эту похотливую нежность в его глазах, таких пронзительно синих.
Ты тянешь его за волосы – так давно хотелось это сделать, кажется, целую вечность назад, в твоих снах, и наконец, свободно откидываешься обратно в кресло. Хочется курить.
Его руки под твоей поясницей, а он лежит на твоей груди, практически полностью одетый, только кипенно-белая рубашка распахнулась.
- Какое счастье, что мы задернули шторы, - шепчет он.
Ты абсолютно согласен.

URL комментария